Олег Свирко: «Во время химиотерапии порой казалось, что в меня залили жидкое олово — к коже прикоснуться нельзя, внутри все опухло» (Часть вторая)
На прошлой неделе мы начали разговор с человеком, который научился жить с диагнозом рак. Он рассказал, как узнал о болезни, как уже прощался с жизнью и писал письмо восьмилетней дочери: она должна была прочитать его в день своего 16-летия. Написав послание, Олег его сжег, твердо решив дожить до этого дня. И ему это удалось. Совсем недавно мужчина стал отцом во второй раз. В середине июля у него родился здоровый и красивый сын. О методах лечения, о рецидивах болезни и главное — об истории своей ежедневной борьбы за полноценную жизнь Олег Свирко рассказывает нашим читателям. Его советы нужны не только тем, кому уже поставили страшный диагноз или у кого подозревают серьезную болезнь. Они эффективны и в тех случаях, когда человек пал духом или на него навалились проблемы. Более того, мы убеждены, что пример Олега поможет и здоровым людям научиться правильно реагировать на стресс, вернуть себе душевное равновесие, уверенность в себе.
«Если не научишься преодолевать страх, ничего не добьешься ни в спорте, ни в жизни», — говорил тренер»
— Смерть близкого мне человека — дочери моего тренера Юли Крахмальной изменила мое сознание. Все, что казалось важным, обесценилось. «Я живу неправильно», — думал я тогда, — рассказывает Олег. — Еще какое-то время пытался ходить на тренировки по академической гребле, но сосредоточиться на работе не мог. Мысленно постоянно возвращался к тому, что произошло. Пришло понимание: жить нужно не только ради побед в спорте, где мной двигали в основном честолюбие и тщеславие, есть более весомые и важные вещи. Мои устоявшиеся жизненные представления рассыпались, как песочный замок. Я еще год продолжал тренироваться. Но однажды сказал своему тренеру: «Андрей Иванович, я не хочу никого обманывать, но грести больше не могу. Мне нужно начинать делать что-то другое».
*Андрей Иванович Крахмальный всегда говорил Олегу: «Жизнь будет ломать тебя неоднократно. Ты упал? Встань и иди дальше. Не можешь встать — ползи, карабкайся, но двигайся вперед». Эти слова теперь являются для мужчины основным принципом в борьбе с болезнью
— Вы знали, куда уйдете?
— Нет. После окончания школы меня звали в Институт физкультуры. Но это было не для меня. Подумав, поступил на исторический факультет педагогического института имени Драгоманова. И тут возник вопрос: на что жить? Студенческая стипендия была крохотной. Спасибо Андрею Ивановичу, он устроил меня тренером, чтобы я получал какие-то деньги, пока не встану на ноги. Вообще это уникальный человек. Он объединил в себе таланты великого тренера и гениального педагога. Его главная задача — вырастить из своего подопечного в первую очередь ЧЕЛОВЕКА, а уж потом спортсмена. Смерть Юли очень сблизила нас с Андреем Ивановичем и его женой Надеждой Васильевной. Мы стали практически родными людьми. Я их очень люблю.
Андрей Иванович оказал огромное влияние на мою жизнь. Я не уверен, что смог бы бороться с болезнью так, как делаю это сейчас, если бы рядом не было этого человека. Я пришел к нему в неполных четырнадцать лет совершенно случайно. До этого занимался боксом и сломал руку. На время пришлось прекратить тренировки. Двоюродный брат предложил: «Пойдем со мной на греблю. Сейчас зима, на реке мы не занимаемся, так что просто побегаешь вместе с нами в зале». После первой тренировки еле волочил ноги. При этом решил: «Завтра нужно прийти, чтобы не подумали, что смалодушничал. Недельку похожу, а потом свалю». Но втянулся. А когда перешли на реку, понял, что никогда отсюда не уйду. Гребля — уникальное сочетание спорта и общения с природой. Когда в летних сумерках идешь по реке, слышишь шлепки весел и шелест воды, видишь отражающееся в ней небо, а мимо тебя летит берег… Этот восторг словами не передать, его можно только пережить.
Будучи подростком, я долгое время не понимал многих требований Андрея Ивановича. В других группах в бассейне дети просто плавали, а наш тренер загонял на пятиметровую вышку: «Вы должны прыгнуть». Но зачем гребцу прыгать? «Это нужно не гребцу, а человеку, — отвечал Андрей Иванович. — На пятиметровой вышке ты испытываешь страх. Если не научишься его преодолевать, ничего не добьешься ни в спорте, ни в жизни». Тренер учил нас многим вещам, которыми я и сейчас руководствуюсь. «Не столь важно, придешь ты первым или вторым, — говорил он. — Важно, финишировав, сказать себе: я сделал все, что мог, и совесть моя чиста. Тогда и второе место — достижение». Это первый момент. Второй — никогда не оглядывайтесь на соперников. Каждый поворот головы — потеря сотой доли секунды. Иногда именно они оказываются решающими. Да, нужно посмотреть, кто где находится, чтобы продумать тактику, но это нельзя делать постоянно. Сейчас своим подчиненным (Олег занимается издательским бизнесом. — Авт.) постоянно повторяю: ребята, если каждый на своем месте сделает все, от него зависящее, нам будет все равно, что происходит у наших конкурентов. Свои спортивные навыки я перенес в бизнес, который, по сути, является тем же спортом.
* «Гребля — это уникальное сочетание спорта и общения с природой, — говорит Олег.- Когда в летних сумерках идешь по реке, слышишь шлепки весел и шелест воды, видишь отражающееся в ней небо, а мимо тебя летит берег… Восторг словами не передать, его можно только пережить»
— Они же пригодились вам в борьбе с болезнью?
— Безусловно. Тренер учил нас никогда не сдаваться. Гребля — очень тяжелый вид спорта. На серьезных соревнованиях спортсмены часто теряют сознание после финиша. Среднее время прохождения дистанции в два километра — от четырех до семи минут в зависимости от класса лодок. Все это время организм работает настолько напряженно, что последние пару минут проходят в режиме кислородного голодания и на пределе возможностей. Часто после гонки не помнил, как финишировал. Крахмальный говорил: «Если тебе очень тяжело, знай: тому, кто идет по соседней дорожке, не менее тяжело. Победит тот, кто умеет терпеть».
Терпеть и не сдаваться — один из принципов моей жизни. В одной из гонок мы отставали от лидера метров на 15. До финиша оставалось полкилометра. И я понимал: нам не хватает ни сил, ни времени, чтобы вырвать победу. Тем не менее мы через не могу предприняли попытку их достать. На последнем гребке один из соперников потерял сознание. В результате мы финишировали одновременно. Борьба до последнего всегда оставляет шанс.
Еще Андрей Иванович говорил: «Жизнь будет ломать неоднократно. Ты упал? Встань и иди дальше. Не можешь встать — ползи, карабкайся, но двигайся вперед». Эти слова, как мне кажется, являются главным принципом и в борьбе с болезнью. Помню несколько очень тяжелых моментов, когда я не видел перспективы, состояние ухудшалось. Меня все чаще посещали мысли: «Господи, скорее бы это закончилось. Как все это утомило, сил нет!» Но вдруг в груди появилось чувство: нельзя, ты должен бороться. И оно не позволяло мне сдаться. В один из таких моментов я написал:
Я борюсь, мне не страшно, но тошно.
Я бороться привык, я сумею.
Победить в этой схватке так сложно,
но проигрывать я не умею.
Эти строки ярко иллюстрируют принципы, заложенные в меня Андреем Ивановичем. Я очень благодарен за это моему тренеру.
«Моя задача — цепляться за жизнь как можно дольше, чтобы дотянуть до появления новых методов борьбы с болезнью»
— Как следует поступать, если врачи заподозрили рак?
— Сначала очень важно точно установить диагноз. Желательно проконсультироваться у нескольких специалистов по поводу лечения, определить самое эффективное. Обязательно нужно выполнять все назначения традиционной медицины. Поверьте мне, это очень важно. И только потом подключать нетрадиционные методы. Вместе они дадут наилучший результат. Медицина развивается семимильными шагами. Сейчас моя болезнь считается неизлечимой, поэтому моя задача — цепляться за жизнь как можно дольше, чтобы дождаться появления новых методов лечения.
Когда наконец-то мне поставили правильный диагноз и я прошел адекватную химиотерапию, наступила ремиссия. В этот период делал все, чтобы продлить ее как можно дольше. Чистил организм, голодал, занимался физкультурой и оздоровительными гимнастиками, принимал настои ядов и трав.
Очередное обострение произошло в 2004 году, в разгар «оранжевой» революции. Мой бизнес связан со средствами массовой информации, что неизбежно вовлекало нас в бурные события того времени. Мы жили в состоянии постоянного стресса, а это один из главных факторов, провоцирующих рецидивы моей болезни. В начале зимы я почувствовал, что некоторые лимфоузлы снова начали расти. Понимал, что это может значить, но не хотел верить. Обследование подтвердило худшее из моих опасений — болезнь перешла в наступление. К тому времени я уже лечился в Германии. Онколог, увидев результаты анализов, сказал: «Химию» нужно начинать завтра». Порой казалось, в вены льют горячее олово: к коже прикоснуться нельзя, внутри все опухло. В течение шести месяцев мне капали «химию» по три дня через каждые четыре недели.
Препараты, которые использовались, угнетали костный мозг, что приводило к критическому падению многих показателей крови. Это невероятно тяжелое состояние. От курса к курсу анализы становятся все хуже и в какой-то момент опускаются до угрожающей жизни отметки. В этот период нужно быть предельно осторожным: ограничить все контакты, находиться в стерильном помещении, так как любая инфекция или вирус могут привести к необратимым процессам.
— Как же удавалось создать такие условия?
— Я постоянно ходил в марлевых повязках, смазывал слизистую носа оксолиновой мазью. Комнату в квартире оборудовал кондиционером с плазменными фильтрами, которые очищают воздух от вирусов и бактерий. Но при этом все равно старался работать, двигаться…
В позапрошлом году после аналогичной «химии» у меня началась лейкопения — лейкоциты упали до 0,6 единиц. В один из дней я приехал к родителям, чувствую — поднимается температура. Измерил — около 40. Звоню своему онкологу Нине Ивановне Костюковой. Она начала настаивать: «Немедленно ко мне. В реанимацию». «Нина, мне еще рано. Все будет нормально», — ответил я. «Тогда никуда не выходи — будь там, где ты есть». Пришлось остаться у родителей. Нина расписала восстановительный курс лечения. Десять дней по 14-16 часов я проводил под капельницами. Родители, моя вторая жена Наташа, брат Юра и его будущая жена Таня сидели возле меня круглосуточно.
*Воспитывая дочь, Олег во многом руководствовался словами тренера, «загонявшего» ребят на пятиметровую вышку в бассейне: «Если не научишься преодолевать страх, ничего не добьешься ни в спорте, ни в жизни». На снимке: с шестилетней Машей во время отдыха в Крыму
— К счастью, за время болезни я нашел несколько талантливых, неравнодушных и в высшей степени профессиональных врачей, которые помогают мне в самых сложных ситуациях, — продолжает Олег. — Это заведующая онкогематологическим отделением подготовки к трансплантации костного мозга Киевского центра трансплантации костного мозга Нина Ивановна Костюкова, директор Института иммунологии и аллергологии Национального медицинского университета имени А. А. Богомольца, доктор медицинских наук профессор Вера Евстафиевна Казмирчук и терапевт медицинской клиники «Медиком» Наталья Николаевна Овчинникова. Как видите, все они работают в разных медицинских учреждениях, но их объединяет одно качество: стремление помочь всегда и каждому. Я очень благодарен этим людям — они врачи от Бога.
Однажды мне звонит Вера Евстафиевна: «Олег, полгода назад был сюжет по телевидению о падеже гусей на американской ферме. Можешь его найти? Понимаешь, приехал ко мне человек: у него проблемы с сердцем, он задыхается, идет пятнами, умирает. И никто не может определить причину. Мне кажется, в том сюжете рассказывали о похожих симптомах». Сюжет нашли. Оказалось, гуси погибли потому, что в их организме отсутствовал какой-то микроэлемент, и это привело к спазмированию сердечной мышцы. Как выяснилось, у пациента Веры Евстафиевны тоже не было именно этого микроэлемента. После приема нужных медикаментов больной пошел на поправку и сейчас здоров.
В общем, лежу у родителей, мне плохо. А есть препараты, которые стимулируют костный мозг так, что на время можно выбраться из зоны риска. Но проблема в том, что регулярно использовать их нельзя. В первый раз такое средство — я использовал нейпоген — суперэффективно, каждый последующий раз он действует слабее, а в какой-то момент полностью выхолащивает костный мозг. И сколько его ни стегай, он уже не может ничего отдать. К тому моменту нейпоген мне вводили уже несколько раз. Иммунолог Вера Евстафиевна говорит: «Ты прошел только третью «химию», а с каждой из них угнетение костного мозга происходит все более серьезно. Боюсь, после пятой-шестой, когда нужно будет подстегнуть организм, ты уже не сможешь это сделать. Дай мне пару дней подумать». И она придумала сочетание препаратов, благодаря которому в тот раз я нейпогеном больше не воспользовался.
— В какой момент вы все же решили обратиться к народной медицине?
— Когда у меня появились первые симптомы болезни, я познакомился с 40-летней киевлянкой Леной. У нее был рак груди. После операции врачи уверили, что она совершенно здорова, но при этом забыли(!) сказать: нужно продолжать принимать гормоны. В результате очень быстро развился рецидив. Вскоре ее муж попросил меня помочь забрать Лену из больницы, так как очередную «химию» она бы не перенесла, а без нее — смерть. Уже дома она мне сказала: «Я все понимаю. Меня выписали умирать. Но я не могу, у меня маленький сын, я ему нужна». У них с мужем не было своих детей, поэтому они усыновили ребенка. Болезнь у Лены прогрессировала очень быстро. Как она нашла травника, я уже не помню. Это был очень интересный человек. В молодости, во время учебы на факультете радиологии, он облучился и тяжело болел. Отчаявшись, уехал домой в Сибирь, где его бабушка-травница поставила на ноги. Он много лет учился у нее, затем сам начал лечить травами. Судьба свела его со спортсменами. Один из украинских тренеров привез Владимира Степановича, так его звали, в Киев.
И вот Лена мне звонит: «Будешь со мной лечиться?» Я согласился, не особо веря в результат. Просто мне не хотелось ее разочаровывать, она нуждалась в моей поддержке. Под руководством Владимира Степановича мы голодали, пили травы-яды. Иногда он посмеивался: «Олег, если бы тебя сейчас попытались отравить, ни один растительный яд просто не взял бы…» Все, что мы с ним делали, как мне кажется, существенно влияло на развитие заболевания. Это позволяло продлить безрецидивные периоды.
Через полгода лечения у травника Лене снова разрешили делать химиотерапию. После этого в течение нескольких лет Лена сочетала постоянные «химии» с лечением у Владимира Степановича. Через четыре года после того, как мы ее забирали умирающей, она мне сообщила: «Я прошла обследование, у меня НИЧЕГО НЕТ!» Сочетание всех доступных методов лечения и стремление жить позволили ей восстановиться.
— Лена жива до сих пор?
— К сожалению, нет. Лена, окрыленная своей победой и уставшая от постоянной борьбы, поехала с мужем в Турцию отдохнуть. Это был июль или август, 40-градусная жара. Она расслабилась и позволяла себе все то, чего в ее состоянии нельзя было категорически. Болезнь молниеносно вернулась. Лена сгорела за несколько месяцев… Все развивалось так быстро, что уже ничего нельзя было сделать. Она умерла в 2004 году. Владимир Степанович, к тому времени уже пожилой человек, тяжело переживал ее уход. Вскоре не стало и его. За годы лечения мы втроем сильно сдружились. Мы жили общими проблемами, у нас были одни и те же цели. Лена была предпоследней из нашей, небольшой, группы неизлечимых людей, которым этот страшный диагноз поставили примерно в одно и то же время и которых жизнь и борьба с этой болезнью свели вместе. Остальных не стало раньше… Смерть каждого из них становилась тяжелым ударом. Смерть Лены и затем Степановича — особенно. Я остался один…. Было очень тяжело. Но история Лены убедила меня в том, что с любым недугом можно бороться. И дала понять: нельзя расслабляться и останавливаться даже тогда, когда, кажется, ты уже здоров и болезнь отступила.
О том, что в жизни Олега происходило дальше, читайте в следующую пятницу.
P.S. Свои вопросы Олегу Свирко, примеры из жизни, мнения и мысли по поводу сложных жизненных ситуаций можете присылать на личный интернет-адрес автора [email protected]
3817Читайте нас у Facebook
